— Я давно интересовалась работой с людьми с нарушениями развития, чувствовала в себе силы для этого, мне хотелось помогать. В центре «Антон тут рядом» работали две мои подруги. Это было в декабре 2013-ого, кажется, когда он только открывался. Девочки пришли туда задолго до открытия, делали ремонт своими руками. Им помогали даже некоторые будущие студенты центра. Я пришла позже, за день-два до открытия. У них освободилось место мастера керамики.

Я закончила Муху, факультет дизайна, керамикой занималась в детстве, ну и ещё в академии были занятия. Керамика — это моя мечта. И вот мне предлагают работу с аутистами. Я сразу же согласилась. Часто очень много нового узнаёшь о нашей обыденной жизни в процессе общения с ними. До прихода в центр я проводила мастер-классы в психоневрологическом диспансере. Мы делали книги, я учила сшивать блокноты, делать переплёт, твёрдую обложку. Это был мой первый опыт преподавания взрослым. Там почти все люди были старше, но многие были очень увлечены, с ними были приятно работать. У некоторых руки не слушались, но они пытались делать что-то. Тут самое сложное побороть желание схватить их работу, и сделать всё самой. Нужно терпение, чтобы объяснить человеку всё так, чтобы он понял и смог самостоятельно выполнить какие-то задачи. Это вообще основная черта работы преподавателем — научиться давать как можно больше самостоятельности, помогать, только если это необходимо. Это, как ни странно, очень сложно.

Некоторым студентам диспансера было вообще не интересно. Кто-то приходил просто, чтобы провести время. В «Антоне» по-другому строилась работа. Это всё-таки центр обучения. Многие ребята тут просто в силу характера не хотели ничего делать, а мы должны были найти подход к таким, заинтересовать их, мотивировать. Приходилось разрабатывать стратегии. У нас были собрания по понедельникам, где это обсуждалось. Там всегда было очень много споров. Никому не хотелось подходить к этому вопросу слишком научно, использовать какие-то отработанные советские методы. Это казалось бесчеловечным. Тем не менее, почти ни у кого из нас не было опыта работы с аутистами. В России его просто негде было получить, да и во всём мире об этом знают сравнительно немного. Разработкой индивидуальных подходов к каждому студенту у нас занимались тьюторы, у каждого было от одного до трёх учеников.

Работать с людьми с синдромом Дауна, например, бывает легче, у них чаще всего весёлый, добрый характер, они охотно за многое берутся, не боятся собственных неудач. У людей с аутизмом главная проблема — нарушение коммуникации. Можно сказать, что в этом вся суть аутизма. Отсюда и огромные трудности в любом взаимодействии с другими людьми. Когда человек воспринимает всё совсем не так, как ты, становится очень и очень сложно что- то ему объяснить или понять, что он сам пытается выразить.

Когда ты преподаёшь, ты в какой-то степени обязан найти с человеком контакт, особенно если речь идёт об аутистах. У нас в центре был студент, он мне очень приглянулся, когда я увидела его издалека в первый раз. У него очень грустный, но светлый взгляд. Он апатичен, кажется, что ему всегда скучно. Я захотела познакомиться с ним и попробовать его растормошить. Попросила, чтобы ему в расписании поставили моё занятие. Когда он пришёл, действительно оказалось, что он очень равнодушно ко всему настроен. Работал, только если я не отходила от него, хотя утверждал, что ему интересно. Я очень внимательно относилась к нему, мы даже беседовали иногда на серьёзные темы. Он был старше лет на семь, но ему казалось, что я очень маленькая. Он говорил, что я ему во внучки гожусь. Он был очень инфантилен, многие вещи бытовые не мог сделать самостоятельно. Несмотря на моё рвение, на занятиях я чувствовала себя бессильной – ему было неинтересно, он делал всё очень вяло, оставлял работу, как только я отвернусь. Я чувствовала, что он стал мне в какой-то степени доверять. Это было некорректно с точки зрения преподавания, но мне хотелось почему-то стать его другом. Я даже подумывала договориться с его мамой о какой-нибудь совместной прогулке. Он очень сильно зависел от матери, она полностью его опекала. В итоге я поняла, что не следует врываться в его частную жизнь. Всё равно я бы её не изменила, но мне очень хотелось сделать это.

Ещё одним из моих любимых учеников был Егор, несмотря на то, что он как-то раз меня больно укусил. Он всегда болтал без умолку, но я не уставала его слушать. Он был немного младше меня. Считал себя волшебником, очень любил крыс, метро и архитектуру, резину и все строительные материалы. Он постоянно задавал риторические вопросы, не требующие ответа. Тема этих вопросов всегда вертелась вокруг его любимых вещей. Ещё он снимал иногда на старый хэндикам и носил с собой самодельную колонку. Часто включал итало-диско, чем очень многим мешал. Вообще его идеи о том, чего ещё абсурдного можно сделать из разных материалов меня очень радовали, а иногда он просто выдавал: «Вата. Она мягкая! А пластиковая свадьба, разве может быть такое?» Ну, или что-нибудь по-круче, но я не могу это уже по памяти воспроизвести.

Один раз он принёс пять волшебных палочек, которые сам сделал и продал все по сто рублей. Все с радостью их купили, в том числе я. Так он понял, что может сам зарабатывать деньги. Проблем с самооценкой у него не было, он яростно «удостоверял свою качественность», что существенно усложняло процесс обучения. Но делал он все задания действительно неплохо.

Много проблем возникает из-за нарушения восприятия. Почти у каждого в центре они есть, просто у некоторых они очень серьёзные. Такие, что мешают им жить самостоятельно. Развитие человека происходит, когда он получает новую информацию из окружающей среды, а системы восприятия — это каналы, по которым она поступает. Так что если он не получает, к примеру, сенсорную информацию или какой-то канал у него плохо функционирует – плохой слух, то сразу возникают проблемы.

Работа с керамикой — это хорошая стимуляция тактильной системы. Правда, некоторые ребята просто наотрез отказывались брать в руки глину, а некоторых было не оттащить, им нравилось возиться с ней часами. Коля сделал однажды очень крутую агаву из белой глины. Каждый её лист был объёмным, формы очень круто сочетались между собой, он вылепил её пальцами, листья буквально вырастали в его руках. Получилось очень живо, как будто она шевелится! Это было после похода в ботанический сад. Он ещё нарисовал эту агаву, получилась работа большого формата, на каждом листе – несколько оттенков, и не только зеленые. Коля очень смело кладёт мазки и не стесняется смешивать цвета, так что получаются довольно сложные сочетания. Та агава сильно его впечатлила.

У керамической посуды, которую делали другие студенты, были интересные особенности: специфическое видение баланса, смещение центра тяжести, неожиданная форма ручки. Тарелка могла заваливаться на бок, потому что её дно было круглым. У некоторых предметов не было практического применения, зато они были сделаны с уникальным взглядом на самые простые предметы. Всё это – результаты нарушения восприятия. Люди не понимают привычные нам логические связи. У них всё по-другому. Иногда мы устраивали коллективную работу для тех, кто не может выполнять последовательность сложных действий. К примеру, у кого-то хорошо получается выполнять только одну несложную операцию, тогда можно организовать такой небольшой «конвейер». Студент делает первую деталь, другой – вторую, а потом третий это всё соединяет. Но есть и самодостаточные студенты, которые хотят пройти весь процесс от эскиза до воплощения самостоятельно. Они очень сконцентрированы, и порой в их работу очень сложно вмешаться.

Все студенты очень разные, не бывает двух похожих между собой аутистов, у всех свои особенности, увлечения, как и у всех людей. Поэтому к каждому должен быть свой особенный подход. Я видела в них своих друзей-знакомых, но, в первую очередь, я должна была оставаться преподавателем, а это уже бывало сложно. Сложно выстроить грань друг-преподаватель-наставник, но было нужно это сделать. И для того, чтобы обучение было возможно, и чтобы сохранить своё личное пространство. Самым ценным было умение моих студентов воспринимать жизнь по-другому. То, что считается отклонением, иногда может открыть глаза людям, погрязшим в рутине, перевернуть всё с ног на голову. Я часто вспоминаю, как было сложно сделать так, чтобы кто-то понял тебя, когда вы говорите на двух разных языках. Это дисциплинирует, заставляет вычленять суть вещей и транслировать их без слов.